«Джаз не может играть человек без интеллекта»

Фото из личного архива О.Скепнер

Певица Ольга Скепнер — о русском джазе и «джазовом городе»

Наталия Федорова

23 июля, 2015 07:55

14 мин

Два летних месяца — июль и август — в Казани проходит ежегодный IX Международный фестиваль импровизационной музыки «Jazz в усадьбе Сандецкого». Каждый год это мероприятие, уже ставшее визитной карточкой культурного Татарстана, собирает признанных мастеров мировой джазовой сцены из России и зарубежья. «Русская планета» встретилась с бессменным музыкальным директором фестиваля, певицей и педагогом Ольгой Скепнер. Она рассказала, кто сегодня становится джазовым музыкантом, какие люди любят слушать джаз, и почему Казань ошибочно считают «джазовым городом».

– Ольга Викторовна, в чем особенность нынешнего, девятого, фестиваля «Jazz в усадьбе Сандецкого»?

– Особенность этого года в том, что он кризисный, долго не удавалось найти инвесторов. Поэтому были опасения, что фестиваль вообще не состоится. Но, слава Богу, оказало поддержку Министерство культуры и мэрия Казани, потому что городу это мероприятие нужно. Из года в год цель фестиваля одна и та же. Мы представляем широкой публике отечественную джазовую музыку. Причем джаз очень высокого класса — выше быть не может. В этом году, несмотря на экономический кризис и тому подобное, программа получилась роскошная.

– А что отличает джаз, который сегодня можно услышать в России, от манеры исполнения зарубежных авторов?

– В России работают разные джазовые музыканты. В определенном возрасте каждый из них приходит к тому или иному музыкальному стилю, но все проходят через одно и то же горнило — это подражание западным образцам. Наши музыканты всегда в первую очередь были ориентированы на американский джазовый стандарт. Реже — на Европу, как, например, Аркадий Шилклопер, Михаил Альперин, но они и живут в Европе. Многие джазовые и классические музыканты под политическим давлением вынуждены были уехать из нашей страны, и мы до сих пор считаем их отечественными, хотя это, на мой взгляд, не совсем так. Сегодня неправомерно про музыканта говорить «наш» или «не наш». Для меня музыкант — это человек мира.
Впрочем, у российского джаза есть некоторые особенные черты — это исполнение на русском языке. Наш язык своеобразный — это не англо-американский, вполне удобный для пения, не колоритный французский. Если честно, русский для европейцев — это некая «абракадабра», для них наш язык довольно «немузыкальный». У нас много «р», много соединений согласных. Я не говорю о художественных достижениях Пушкина, а только о фонетических особенностях русского языка в сравнении с универсальным и мягко ложащимся на слух английским, который удобно воспринимать, будучи человеком другой национальности. Трудности воспроизведения русского языка в джазе придают специфику звучанию, появляется некая особенная мелодичность, поэтому редкие певицы в России решаются сделать русские программы. Но факт остается фактом: раньше говорили, что русского джаза нет, а сейчас он появляется.

– Какие люди становятся джазовыми музыкантами?

– Становление джазового музыканта — это дело всей жизни. На мой взгляд, джаз сложнее, чем академическая музыка, потому что убери у академического исполнителя ноты, и он вряд ли будет импровизировать сходу. Чтобы импровизировать, нужно обладать определенными способностями. А остальное — это годы обучения, навыки, опыт, опыт и еще раз опыт — причем только концертный, сценический. Не нужно сидеть, обложившись книгами, изучая теорию музыки, прежде чем прийти к довольно высокой степени исполнительства. В джазе, конечно, тоже есть теория, есть джазовая гармония. Но все известные джазмены в основном самородки, некоторые из них самоучки. Быть джазовым музыкантом нелегко. Ведь это значит быть не просто музыкантом-исполнителем, но и композитором, который должен иметь что-то свое, что он хочет сказать людям, выходя на сцену. У него не выписано все произведение нотами, и своей импровизацией он выказывает то, что есть у него в душе. Это сложнейшая культура. Поэтому джазовых музыкантов меньше, чем академических. Эту музыку надо уметь внимать, поэтому и публики у нас меньше. В этом году мы станем участниками культурной программы Чемпионата мира по водным видам спорта в Казани, то есть наш бренд будет представлен на ФИНА. Все так радуются, а меня это немножко пугает, потому что нас будут слушать более 20 тысяч человек. И я не очень-то понимаю, как они воспримут нашу музыку, ведь чтобы ее понять, нужна колоссальная эмпатия.

Фото из личного архива О.Скепнер

– Какую гражданскую позицию занимают современные джазмены, как их деятельность влияет на их личную жизнь, режим дня?

– Я думаю, что они следят за политическими новостями, многие даже имеют некую гражданскую позицию. Но в основном это музыканты мира, которые вне политики. Не всегда они имеют стабильный доход. Это люди начитанные, с широким кругозором, художники. Они очень впечатлительны, влюбчивы. Джаз не может играть человек без развитого интеллекта. Они много лет учились, некоторые получали образование в знаменитых джазовых школах в Америке, поэтому почти не видели привычных развлечений, многие не имели таких традиционных целей, как «жениться, заработать, купить квартиру» и так далее. Люди преданы музыке! И в обычной бытовой жизни им приходится непросто. Музыка такая вещь — ее один раз предашь, она потом этого не простит. У многих из-за этого рушатся семьи. Редко встречаются счастливые союзы, но они есть, и тем больше радость за них... У нас совсем другой ритм и образ жизни. У мужчин-музыкантов — в основном ночной. У женщин все-таки есть заботы о детях, поэтому я, например, рано встаю, поздно ложусь. Я вообще не знаю, когда я сплю (смеется).

– А кто сегодня в России любит слушать джаз?

– На заре отечественного джаза, во времена железного занавеса, среди публики были люди, которые воспринимали джаз как протест существующему в стране строю. Когда в 1970-е годы отношение властей к джазу изменилось, и в нескольких музыкальных училищах и высших учебных заведениях нашей страны впервые появились официальные программы изучения джазового исполнительства, джазу осталась верна та часть интеллигенции, которая понимает это искусство. Сегодня интерес к джазу проявляет молодежь, а также успешные люди — некая новая аристократия. Они понимают достоинства этой музыки, потому что им нужно все высшего класса. Эти люди любят аукционы, картины, разъезжают по миру, коллекционируют джазовые виниловые пластинки. Поэтому сейчас джаз не только музыка интеллигенции, «сытые и богатые» тоже возвращаются к джазу как слушатели. Наш казанский фестиваль подтянул еще и, скажем так, модную тусовку. Она, может быть, в джазе не разбирается, но ходит на концерты, потому что это модно. Мне иногда говорят, что джаз звучит «стильно».

– Часто Казань называют «джазовым городом». Насколько развита в Казани джазовая инфраструктура?

– Все те, кто кричат, что Казань — джазовый город, ошибаются. Он джазовый только летом, когда идет наш фестиваль. А так... Ну да, есть традиции, Олег Лундстрем (советский и российский джазмен, композитор. — Примеч. ред.) создал в Казани оркестр, но ведь он сюда приехал даже не по своей воле, а по политическим причинам. Сейчас ситуация в городе не очень хорошая, инфраструктуры джазовой в Казани почти нет. Джаз в Казани круглый год играют только в джаз-клубе «Старый рояль». Я в течение года никого не привожу, занимаюсь только своим коллективом, а мы в основном здесь не выступаем, потому что негде — ездим на джазовые фестивали, в клубы Москвы. Музыканты уезжают: недавно пианист Олег Анохин перебрался в Москву, и я говорю другому пианисту Андрею Руденко, что если он захочет уехать, то я закрою все аэропорты и вокзалы, чтобы хотя бы он остался (смеется). Джазовая инфраструктура — это, конечно, Питер, Москва. Из близлежащих стран — Украина.
Дело в том, что джаз — это дорогое удовольствие. Только кажется, что он должен быть демократичным. Нам нужен рояль, контрабас, хорошая звуковая аппаратура. В казанских заведениях, как правило, стоят захудалые колоночки, а это так называемый банкетный вариант. Если вызвать джазовый коллектив куда-то поиграть, желая услышать хороший звук, увидеть сильных музыкантов, то это будет стоить организаторам больших денег. А теперь еще и многие джазовые певцы вышли на шоу «Голос», чему я очень рада, и после шоу их гонорары, конечно, выросли. Если раньше только мы их знали, они приезжали к нам на фестиваль, то теперь их знает вся страна — это Антон Беляев, Этери Бериашвили, Мариам Мерабова, Полина Зизак, Софья Рубина, Тина Кузнецова и другие...

– «... в последние годы российский джаз почти целенаправленно покидает нишу творческого отношения к музыке. Эта тенденция идет рука об руку с заботой о росте материального благосостояния главных персонажей нашей джазовой сцены. Все это отталкивает от «джазового официоза» не только творческую молодежь, но вызывает беспокойство и у тех представителей старшего поколения, для кого эта сфера сохраняет былую притягательность в качестве одной из ветвей настоящего искусства», — пишет джаз-обозреватель Михаил Митропольский. Он говорит, что «этот рынок оказался полностью ориентированным на коммерческий продукт». Вы согласны?

– Михаил Михайлович в чем-то прав. Такая тенденция есть. Однако я хочу кое-что отметить. Я не могу комментировать рост благосостояния каких-либо персонажей джазовой сцены, поскольку я ничего об этом не знаю. Но такой проект как, например, джазовый фестиваль обязательно имеет коммерческую составляющую, поскольку в нем есть приход и расход средств на организацию. Раньше мне иногда говорили, что «Jazz в усадьбе Сандецкого» — коммерческий фестиваль. Но я могу рассчитать, сколько куда уходит, и все увидят, что мы порой остаемся даже в минусе. Например, общий бюджет фестиваля этого года — около 5 млн рублей. Сюда входят сцена, звуковое и световое оборудование. Причем, звук у нас стоит серьезный, с помощью которого мы добиваемся звуковой плотности. Это целая дорогостоящая технология. Все музыканты, которые к нам приезжают, как правило, бывают очень довольны. Отдельная статья расходов — гонорары для музыкантов и коллективов. Работа визажиста, наполнение в гримерках — это отдельные бытовые райдеры. Затем трансферы, отель. Не говорю уже о рекламе, о кейтеринге на площадке, клининговой службе, пледах, зонтиках для слушателей, охране, о том, что нужно платить всему штату музея повышенную зарплату с премией, потому что он трудится после окончания рабочего дня...

Фото из личного архива О.Скепнер

Я считаю, что все надо делать на высоком уровне. Человеку, который заплатит 700-800 рублей за вход, должно быть комфортно. Поэтому коммерческая составляющая нужна только для того, чтобы фестиваль вообще мог состояться, чтобы зрителю было удобно, и чтобы могли заработать артисты, которые создавали свои программы годами.

– Как повлияла на отношения между российскими и американскими джазовыми музыкантами политическая ситуация в мире, санкции в отношении России?

– Джаз не имеет границ, не имеет национальности, у него нет привязанности к тому или иному языку. Джаз — это определенное состояние бытия. Например, в прошлом году у меня на открытии выступал киевский коллектив «МanSound». Журналисты, конечно, спрашивали, какую они занимают политическую позицию. Но прежде всего это профессиональные талантливые музыканты, и их позиция не столь важна для их слушателей и коллег. В этом году на фестиваль приедет Джейсон Палмер, знаменитый американский трубач. Надеюсь, все будет в порядке. Вообще американские джазмены любят приезжать в Россию — музыкальный рынок в Нью-Йорке довольно-таки насыщенный, а тут новая публика, новые возможности.

– Вы также педагог по «Современной музыке» в Казанской консерватории, поэтому, думаю, можно было бы затронуть и проблемы творчества современных композиторов. Какие интересные имена сегодня появляются в сфере классической музыки? В каком направлении идут их поиски?

– Эти имена, возможно, не так известны, но их музыка обладает своей глубиной и своим зрителем. В Казани могу назвать Эльмира Низамова, он работает с татарской национальной темой. Прекрасно пишет, на мой взгляд, Елена Анисимова, она создала две оперы на гоголевские сюжеты — «Вий» и «Ночь перед Рождеством». Недавно праздновался юбилей Казанской консерватории, одно из сочинений Анисимовой прозвучало в хоровом исполнении. Я слушала и у меня мурашки бежали по телу. Интересные сочинения есть и у молодых студентов-композиторов из Казани — Лейсан Абдуллиной, Марии Черных и других.
Каждый из них ищет свой язык, выбирает свою технику композиции. В каждую эпоху — барокко, венский классицизм, романтизм — композиторы писали музыку в одной определенной технике композиции. В XX веке появилось много техник композиций, стилей, направлений. Этот век называют мозаичным и «многоцентренным». Поэтому так много эклектики музыкальных стилей, не только в академической музыке, но и в джазе.
При этом музыка, начиная с XX века, весьма концептуальна. Во главе сочинения стоит идея, а техника композиции отходит на второй план. И каждый композитор выбирает свою идею. Например, Джон Кейдж своей концептуальной идеей считал тишину — я имею в виду его знаменитое сочинение «4′33″», в котором на сцену выходит пианист, поднимает крышку рояля и ровно 4 минуты 33 секунды молчит, а потом опускает крышку и уходит. Концептуальных идей во второй половине XX века было множество. В целом можно говорить о том, что мы находимся пока еще на очень близкой временной дистанции по отношению к XX веку, поэтому трудно его оценивать до конца. В большей степени историко-культурная ситуация ясна в XVII-XIX веках. А минувший век до сих пор изучается. Сейчас же мы находимся на стадии «прото», в преддверии появления некой новой музыкальной формации. И я полагаю, что именно джаз и импровизационная музыка обладают потенциалом дать миру новые открытия и имена.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе